Раскольники, или староверы, зовут нас, православных, никонианами. Вот главная причина, почему большинство полагает, что раскол начался с патриарха Никона, собственно со времени исправления им священных книг. Но подобное мнение не совсем справедливо. Раскол в России появился еще задолго до упомянутого патриарха, да и сам Никон едва ли делал какие-либо исправления в церковных книгах. Он только присутствовал на соборе, бывшем в Москве в 1654 году по повелению царя Алексея Михайловича; на этом соборе было только решено исправить книги. В 1655 году Алексей Михайлович созвал вторично собор, на котором поверяли и сводили печатные российские книги с древними славянскими переводами и греческими подлинниками; но кончить дело и на сем соборе все-таки не успели. Никон же, оставив патриарший престол, отошел в уединение. Окончательное исправление книг последовало уже в 1666 году, на третьем соборе, на котором присутствовал сам государь, патриархи александрийский Паисий, антиохийский Макарий, с митрополитами, архиепископами и епископами восточной церкви, а также и новопроизведенный в том году в патриархи Иоасаф московский.

Если Никону приписать мысль об исправлении церковных книг, то и это будет несправедливо. Попытки исправить описки и ошибки в книгах начались гораздо ранее. Еще в 1518 году государь великий князь Василий Иоаннович, по совету Варлаама, митрополита московского, послал грамоту в гору Афонскую и просил святогорских старцев прислать в Россию знающего человека для исправления церковных книг. Прислан был известный Максим, родом грек. Этот ученый монах был принят с подобающею честью и поселен в Чудовом монастыре. Максим рассматривал и поверял наши книги с греческими подлинниками и прежними славянскими переводами; нашел в них много несправедливостей, описок, недописок, излишней приписи и других погрешностей, которые в продолжение девяти лет старался исправить, но кончить этого полезного дела не успел. Зависть и злоба оклеветали ученого мужа, и Максим подвергся изгнанию в Троицкий Сергиевский монастырь. Вся интрига против Максима, полагать надо, была, главное, от стригольников. Максим писал в свое оправдание и защиту, доказывал правоту своих действий, но все было напрасно, и он скончался в заключении в 1555 году.

В 1550 году царь Иоанн Васильевич Грозный, желая привести к окончанию дело исправления церковных книг, начатое его отцом посредством Максима, но не оконченное, повелел собрать собор, известный под названием Стоглава, на котором присутствовал сам государь с Макарием, митрополитом московским, и вообще с знаменитым духовенством русским. По многостороннем обсуждении этого дела решено было: так как божественные книги пишут у нас писцы с неисправленных переводов, а, написав, сами не правят, отчего описка к описке прибывает; так как по тем книгам в церквах Божиих читают, поют и учатся, то, чтоб от такого небрежения и нерадения не понести гнева Божия, определяем и повелеваем во всех городах, ежели где в церквах окажутся книги неправильные, чтобы их с «добрых» переводов исправляли, но по ним отнюдь не служили...

Под великим запретом приказано было писцам неисправленных книг не продавать и никому таковых не покупать. Но как ни строго было определение собора, в точности исполнить его было невозможно.

Государь Иоанн Васильевич, ревнуя о благоустроении церкви и желая, чтобы книги во всем государстве были исправленные, по крайней мере, однообразные, повелел в Москве основать в 1564 г. типографию.

В 1584 г. царь Иоанн Васильевич скончался. Сын его, Феодор Иоаннович, повелел Иеремии, патриарху цареградскому, бывшему тогда в Москве, поставить Иова, митрополита московского, патриархом всероссийским. Этот первый патриарх прилагал все свое старание к исправлению книг.

Раскол, главное, начал сильно распространяться во время междуцарствия, то есть во время Лжедимитриев. Многие, оставя свою родину, спасались бегством и скрывались, где только могли. Так, некто из новгородских помещиков, князь Борис Александрович Мышецкий, во время царствования Шуйского, оставив свои поместья, ушел в Заонежскую поморскую область, где вместе с сыном своим, Иоанном, скрылся и покончил жизнь в монашестве.

Внук последнего, Порфирий, с сыном Иаковом, также переселился на место, называемое Повенец, известное во всем поморском округе, где спустя некоторое время, и умер; Иаков же, хотя и происходил из старинного рода и известен был при дворе, но детей своих, Прокопия и Дионисия, воспитывал не так, как требовало их происхождение, а в крайнем невежестве и грубости, которые и были причиною, что они, во время исправления церковных книг, много беспокойств и затруднений наделали царю Алексею Михайловичу. От Прокопия родился Петр, а от Дионисия Андрей и Семен — главные олонецкие лжеучители. За ними, как видно из записок поморских перекрещеванцев, следовали другие известные основатели и учители раскольнических сект, появившиеся во время Алексея Михайловича и при начале патриаршества Никона, то есть около 1654 г. Этими учителями были лишенные строгостью Никона своих санов протопопы Иван Неронов и Даниил, а, главное, Аввакум с учеником своим диаконом Феодором. Эти люди были заражены сильным духом фанатизма, а иногда и буйства. К этим основателям надо присоединить и современного им Павла, бывшего епископа коломенского, который у всех раскольников почитается за первого страдальца и исповедника.

Павел был осужден греческими патриархами и российскими архиереями и обличен в суеверном раскольническом умствовании; и когда, несмотря на увещания, не хотел сознаться в своем заблуждении, то, по лишении архиерейского сана, был сослан в заточение в поморские края, в Палеостровский монастырь, где в своем невежестве и упрямстве и умер.

При жизни еще Павловой появился некто Досифей, игумен Тихвинского Никольского, так называемого, Беседного монастыря.

Этот беглец, скрываясь в Помории, сначала один распространял учение Павлово; а потом, собрав толпу подобных себе, распространял его по всем олонецким краям. Между тем и Аввакумовы последователи действовали. Они, рассыпавшись по государству, кто куда мог, везде смущали простой народ. В то же время эти мятежники, при помощи астраханских изменников, бывших из партии Стеньки Разина, захватили в свои руки Соловецкий монастырь, где, укрепясь, бунтовали в продолжение семи лет и ни на какие увещания, присылаемые от государя, не сдавались.

Вот каковы и вот кто были в Соловецком монастыре основатели мнимой старой веры наших старообрядцев. Не монахи и не послушники со слугами и сторожами семь лет бунтовали, а астраханские разбойники, сообщники Разина — не более. В 1682 году в Москве, в стрелецких полках сделалось возмущение. В это время, пользуясь общим замешательством, некто поп Никита, прозываемый Пустосвятом и лишенный прав священства, подговоря разных бродяг, расстриженных монахов, выгнанных подьячих и крепостных господских людей, начал в Москве рассевать по домам разные бредни и подбирать к себе отовсюду партии, под видом защищения старой веры. Так как Никита жил в Стрелецкой слободе, то, войдя в дружбу с некоторыми начальниками, увлек на свою сторону многих стрельцов, и без того склонных к бунту.

Никита ходил с ними по торгам, кабакам и харчевням, возмущая народ и крича:

«Постойте, постойте, православные, за истинную веру, не принимайте новой, ибо нет уже православной церкви, и прямая вера погибе на земле, ибо антихрист настал».

Народ, увлекающийся иногда величайшими нелепостями, собирался отовсюду и приставал к изуверу; честные граждане, будучи поражены страхом, уклонялись по возможности прочь, а невежды и люди беспокойные, умножали толпу мятежников. Пустосвят часто приходил на Красную площадь и на так называемое Лобное место, кричал и подучал народ, чтобы бывшего тогда патриарха Иоакима, архиереев и все духовенство, как слуг антихристовых, побить на-голову.

А чтобы смятение было покрыто видом набожности, то возмутители таскали с собою кресты, иконы и книги, показывая народу и говоря, что все это из церкви выброшено и от истинной веры отступлено.

«Выходите сюда, — кричали патриарху и архиереям, — выходите на Лобное место о вере претися!»

А так как патриарх не хотел жертвовать жизнью в угоду безумию, то бунтовщики опять неистово кричали: «Наша правая вера, не могут ничего говорить с нами».

Наконец, в один день, во время патриаршего, в Успенском соборе, священнослужения, мятежники огромною толпой вошли в Кремль, остановились у Архангельского собора, поставили аналогии, положили на них евангелие, крест, иконы, множество книг, ругательных своих тетрадей и лицовых свитков, которые показывали и читали народу; натаскали при этом скамей, зажгли восковые свечи, которые мужики держали пред аналогиями, и с воплем начали требовать, чтоб государи Иоанн и Петр Алексеевичи повелели иметь дело с патриархом о вере. Патриарх со всем собором, находясь в великом страхе, выслал на увещание к мятежникам спасского протопопа Василия и еще одного священника, с книгами и с поучением, нарочно на тот случай составленным. Но мятежники бросились на них и убили бы, если бы посланные не успели убежать к патриарху, который послал тотчас к государям известить о бунте и просить покровительства. Их величества немедленно повелели патриарху со всем собором прийти в Грановитую палату на разговор с беспокойными.

Патриарх, одиннадцать митрополитов, пять архиепископов, два епископа с достаточным количеством архимандритов, игуменов и прочего духовенства, взяв с собою несколько древлеписанных харатейных и других греческих и российских книг, явились к государям. Съехалось множество бояр и других знатных лиц.

Никита с сообщниками, будто не понимая, куда пришел, не оказал даже должного почтения к государям и их высокой фамилии, но в бешенстве наделал множество бесчинств, шуму и ругательств таких, что и передать трудно.

А когда Афанасий, архиепископ холмогорский, сильнее других начал возражать и доказывать невежество возмутителей, то Никита бросился на него, крепко ударил в грудь и убил бы, если бы не был удержан царскими охранителями.

Когда Никита и его сообщники вышли из палаты, то еще более взбесились и, поднимая руки, кричали народу: «победили и одолели никониан; отселе не слушайте их, православные, и не ходите в церковь».

Таким образом, с криками и злохулением, дошли до Лобного места, где Никита был поражен падучею болезнью. Наконец, он предан был суду и казнен на Красной площади с другими сообщниками.

Здесь кстати сказать, что большею частью основатели раскола пребывали в крайнем невежестве, и хотя мечтали о себе, что знали святое писание, но в действительности это была не более как одна мечта.

В Москве, из числа мятежников, поп Косьма от церкви Всех Святых, что на Кулишках, не желая подвергнуться участи Пустосвята, подговорил с собою из своего прихода человек двадцать и бежал с ними в 1668 году, в сопровождении бывших тогда в Москве казацких старшин, в Малороссию, в стародубовский полк, в село Шнуровку, при реке Ревне.

Здесь вскоре об нем разнесся слух, что этот святитель странствует ради только поддержания старой веры. Множество простого народа приходило к Косьме в тех видах, что при нем можно легче содержать древнее благочестие. Косьма принимал приходящих следующим образом: кто родился после Никона и крещен по исправленным книгам, тех крестил вторично; а которые имели старое крещение, тех мазал только миром, о котором уверял, что оно было старого освящения. Таким образом, Косьма первый научал растлевать тайну крещения повторением. Перекрещиванье же производилось следующим образом: желающий вступить в так называемую старую веру должен был исполнить сорокадневный пост, в течение которого выслушивал всю службу, по их уставу положенную, и клал по 300 земных и по 700 поясных поклонов.

По исполнении этого оглашенный приходил к своему крестителю и объявлял, что он кончил эпитимию, и просил крещения; тогда один из книжных, то есть один из крылашан, шепчет оглашенному на ухо, чтоб он приносил просьбу со слезами и приготовил бы холст, аршин 25 — 30, на так называемые ризки к перекрещиванию. Взяв оглашенного в часовню, книжный читает ему по требнику отрицания от сатаны и от ересей, — читает молитвы, и проклинает еретиков, как древних, так и новых, поименно, затем новокрещенный раздевается до-нога и своими руками снимает с себя крест, означая тем произвольное отречение от прежнего крещения, и переменяет имя, принимая новое.

Здесь кстати упомянуть, что раскольники, во время Ивана Васильевича, бежав из Новогорода и Пскова за границу, поселились частью в Польше, а частью на землях, принадлежащих Швеции, откуда имели сношения с раскольниками, жившими внутри России. По прошествии достаточного времени некоторые из этих беглецов присоединились к унии, а некоторые, мучимые совестью, пожелали обратиться к православной церкви. Из последних был некто поп Иван, уроженец города Коломны. Он, соединясь с церковью, привлек к себе многих и начал внушать удалившимся из отечества суеверам, что и им надобно обратиться к оставленному православию и принять таинства, каковы: исповедь, причащение, священство и брак, — таинства, отвергнутые их предками. Услышав об этом, новгородцы озлобились и, согласясь с своими многими московскими единомышленниками, сделали сходбище, на котором положили это благое начало разрушить, и людей, живших за границею, обратить вновь в раскол.

Вследствие этого отправлен был с грамотою известный развратник Феодосий Васильев, от которого после Федосеевская секта и получила свое название. Феодосий с товарищами отправился за Нарву, где совратил и поколебал много людей.

Вскоре за Косьмою пришел в тот же край, то есть в Малороссию, в Стародуб, из Белева поп Стефан, с сыном своим Дмитрием, и поселился в слободе Митьковке. Затем явился Тверской епархии чернец Иоасаф, и много ересиархов из губерний Нижегородской, Новогородской, Псковской и других краев.

---

К оглавлению   <=

=>   Читать дальше