«… Чудное явление этот Павел Прусский
среди нынешнего разгрома поповщины;
и он принесет огромную пользу»…

(Из письма А.Н.Муравьева к Н.И.Субботину
от 2 февраля 1870 года.)

Характеризуя Н.И. Субботина в его совместной противораскольнической деятельности с К.П. Победоносцевым, мы намеренно не коснулись примечательной личности о. Павла, — «собинного» друга Николая Ивановича, с которым связан был он узами самой тесной любви и взаимного доверия и влиянию которого во многом справедливо подчинялся. О. Павел выступает пред нами, как незримый участник, как твердая поддержка Николая Ивановича в том оригинальном дуумвирате, характеристике которого посвящены первые страницы нашего исследования. Тем не менее, это обстоятельство нисколько не разрушает самого дуумвирата: во-первых, потому, что действующую, активную в нем роль играл Николай Иванович, а во-вторых, потому, что о. Павел, как противораскольнический деятель, настолько самобытен, что должен быть охарактеризован нами отдельно и самостоятельно. Вот здесь то мы и наталкиваемся на одну значительную трудность, преодолеть которую, однако, нам необходимо: простые, бесхитростные натуры весьма туго поддаются характеристике, а именно таким «простым» человеком и был о. Павел. Не получивший никакого систематического образования[1], рано пленившийся суровым аскетизмом, который проповедуют федосеевцы и о котором он так много наслышался от своих родственников[2], о. Павел еще молодым[3] впечатлительным юношей разорвал всякие связи с миром, «ради угождения Богу и спасения души». Вера в Бога и жажда спасения настолько сильно владели его душой, что, кажется, подчиняли себе все её желания, мысли, хотения: уединенная иноческая жизнь, всестороннее знакомство с раскольническими беспоповщинскими учениями, беседы и споры с беспоповщинскими наставниками, постническое воздержание, трогательные по своей простоте молитвы к Богу — все служило средством к отысканию истины, к уразумению того пути, который ведет к спасению. И просто, искренне, сердечно стремясь к своей цели, о. Павел верил, что непреложные обетования Божии заключены в Священном Писании и поэтому беспристрастно «испытывая» писания, проверял свои убеждения святоотеческими толкованиями. Уже 25 лет спустя после своего присоединения к Православной Церкви, отвечая на приветственную речь преосвященного Александра, о. Павел, между прочим, говорил: «Если кто из отделяющихся от Святой Церкви пожелает познать истину и будет беспристрастно искать её в Священном Писании, т.е. не предпочитая ничего из земных самой истине, а притом еще, главное, если будет просить Бога, чтобы вразумил его в познании истины, по слову пророка: «скажи ми, Господи, путь, воньже пойду», а не будет надеяться на один свой разум, таковой, несомненно, обрящет истину. Я о себе скажу. Еще в молодости, как только стал входить в рассуждение и религиозные собеседования, я приметил, что иногда какое-нибудь мнение считал справедливым и защищал, а после мне доказали его несправедливость, и сам я, по совершенном рассуждении, убеждался, что понимаю несправедливо. С тех пор я и положил себе завет скоро вопросов не решать, но обсуждать их основательно, и когда увижу, что прежде рассуждал несправедливо, прежнего мнения не держаться и на беседах, против совести, его не защищать и не оправдывать. Это меня и привело к тому, что обвинения, возводимые старообрядцами на святую Церковь, когда я рассмотрел их беспристрастно, мало-помалу, одни за другими, стали исчезать, также и оправдания старообрядческого положения без священства и таинств стали оказываться неосновательными. Итак, мне уже не на чем было стоять; все старообрядческое, на чем я утверждался в отделении от Церкви, рушилось, и я необходимым нашел присоединиться ко Святой Церкви. Так было со мной; так же точно и всякий, беспристрастно рассуждающий старообрядец, необходимо должен убедиться в правоте Церкви и вступить в неё для своего спасения. Но, повторяю, без усердной молитвы к Богу и без благодатной помощи Божией достигнуть и такого беспристрастия в понятии о Церкви и расколе нельзя»[4]. Беспристрастное искание истины, а затем беспристрастное служение ей, и составляет основную черту характера и деятельности о. Павла. Еще до своего присоединения к Церкви, оставаясь беспоповцем, углубившись в чтение слова Божия и святоотеческих писаний, о. Павел составил замечательное для раскольника сочинение, под названием «Царский путь». В предисловии автор объясняет побуждения, заставившие написать его это сочинение. «Понеже многих видех, говорит он, в сия времена не на писании утверждающихся»..., сего ради «поведая всякому, яко се есть царский путь, вводящ в живот вечный, еже последовати заповедем Господа нашего Исуса Христа и всему святому писанию, не уклонятися от него ни на десно, ни на шуе, но итти путем царским, а не своим последовати уставам, или волям»[5].

Впоследствии, уже в 1890 году, когда Н.И. Субботин вручил о. Павлу для прочтения два сочинения о нем и о трудах его, составленные, по предложению самого Николая Ивановича студентами Московской Академии, то о. Павел, познакомившись с этими сочинениями, писал ему в ответ: «Сочинения студентов хороши. Я доволен особенно тем, что указана основная черта моей деятельности относительно раскольников — требовать основания всему в Евангелии, в слове Божием, и говорить больше о вере, о догматах, а не об обрядах. Но напрасно они называют меня человеком хитроумным и проницательным. Во мне нет того, — вы это хорошо знаете»[6]. И в этой простоте и искренности о. Павла, соединенных с беспристрастным изучением Божественных Писаний и святоотеческих творений, как-то невольно чувствуется наличность живой веры в Бога, присутствие глубокой нравственной мощи и пытливого ума. Не будем распространяться о суровости иноческой жизни о. Павла, о его «презрении» ко всяким внешним удобствам жизни[7], о его удивительном «нищелюбии» и величайшем смирении. Позволим себе привести несколько ярких свидетельств, характеризующих величавый нравственный облик о. Павла. «С заботой и грустью смотрю я на будущее Никольского монастыря, писал однажды Н.И. Субботин К.П. Победоносцеву[8]. Думается, что он больше всякого из Московских монастырей приносит пользы св. Церкви, — и в каком положении! Видим, как отцы архимандриты разъезжают в каретах, пышно одеты, сытно питанные, а настоятель Никольского монастыря ездит по Москве в розвальнях, чуть не в рубище, питаясь скуднее своей братии. Лучшего он и не ищет. Скажу больше: — в его убожестве еще более видится его нравственная мощь, и ею то держится монастырь». В другой раз, Н.И. Субботин, обращаясь к К.П. Победоносцеву с покорнейшей просьбой за о. Павла, писал[9]: «С свойственным ему бескорыстием истинного, и столь редкого в наше время бессребреника, предоставив сначала Братству, потом св. Синоду издание своих сочинений, от которых нажил бы тысячи, о. Павел не имеет возможности дать своим близким экземпляра своей книги в последнем Синодском издании: не найдете ли возможными, ваше высокопревосходительство, приказать, чтобы ему предоставили в собственность хотя экземпляров пять? Дерзну и еще сказать слово, может быть, лишнее с моей стороны: если бы св. Синод преподал о. Павлу благословение за его дар и за его труды, старцу, как истинному сыну Церкви, это было бы утешением». В своей речи, в год смерти о. Павла (1895 г.) в Братстве св. Петра митрополита, Н.И. Субботин, между прочим, говорил о нем: «Думаю, что после митр. Филарета о. Павел был единственный в наше время писатель, не извлекший для себя материальной выгоды из литературного труда: свой труд он совершал единственно во славу Божию и на пользу св. Церкви... Он следовал примеру древних святых отцев и древле-русских архипастырей и пастырей, не имевших и понятия о литературных гонорарах, писавших только во славу Божию и назидание чадам Церкви... «С юных лет я не был стяжателем», как-то сказал он мне в минуту откровенности; и в завещании своем с чистою совестью мог он написать: «имущества у меня никакого нет, потому и завещевать нечего»[10]. В день 25-летия со дня своего присоединения к св. Церкви, о. Павел — миссионер, уже известный своею «апостольской» деятельностью на всю Россию, был «весьма утешен» приветственной телеграммой К.П. Победоносцева лишь только потому, что «она все приписала Богу», а самого о. Павла «поставила в благодарность делать усердно на ниве Божией»[11]. Однажды, в день Братского праздника (21 декабря 1880 г.), на обеде у казначея Братства св. Петра митрополита, в ответ на лестное слово преосвященного Амвросия, обращенное к Н.И. Субботину, этот последний сказал речь об особых заслугах Братству о. архим. Павла, без содействия и поддержки которого труды самого Николая Ивановича не имели бы желаемого успеха; о. Павел на другой день писал Николаю Ивановичу удивительные по своему смирению строки: «Я благодарю вас за приписанную мне честь в ваших словах на празднике; но только вы без меры возвеличили меня. Я умолчал, ничего не возразил против ваших слов, первое потому, что и другого ничего не говорил, а второе — уверен, что слова ваши все приняли не за что иное, как только за сказанные по смирению. Кто же не знает Николая Ивановича и его деятельность по расколу еще прежде о. Павла. А притом все, конечно, поняли, что ваши слова сказаны от любви к человеку, которого вы уважаете. Потому я и решился от той же любви к вам принять то, что я несмь. И вас прошу в этом моем принятии видеть знак моей любви к вам, вашею любовью вызванной»[12].

Вообще, нужно сказать, что о. Павел всегда держался того мнения, что «похвалы — в тягость»[13], что их нужно «отражать от сердца», так как они, заключая в себе «опасность услаждения», суть «искушения»[14]. И много можно было бы указать свидетельств, характеризующих такую или иную черту высокого нравственного характера о. Павла: каждый момент его жизни, сохраненный в воспоминаниях близких к нему людей, годился бы для этой цели; и это потому, что такая цельная гармония между верой и жизнью, какую показал в своей жизни о. Павел — удел натур избранных, отмеченных Божественной Десницей. Действительно, постоянное памятование о Боге, удивительная по своей возвышенности настроенность души, необыкновенно-религиозная серьезность ума — были обычными спутниками о. Павла. И даже в своей переписке с Н.И. Субботиным, посвященной в большинстве случаев злободневным вопросам современной им миссионерской практики, о. Павел часто давал место описаниям, обуревавших его душу высоких чувств и мыслей[15]. Однажды, передавая свои впечатления от морского плавания, о. Павел писал Николаю Ивановичу: «Плывя по Черному морю, в полночь я проснулся. Голова от качки не болела, на пароходе все было тихо, — все спали. Я нарочно не сел в каюту, чтобы ближе испытать плавание. Море шумело слегка мирными волнами, точно тихо распевая; месяц светил светло; звезды сияли, хотя изредка, и покрывались белыми прозрачными облачками; воздух чистый, морской, ничем неблагоприятным не растворенный. Эта среди моря уединенность и тишина и вся благоприятность произвели на ум и душу особое удовольственное впечатление. Во-первых, помянулся любимый Николай Иванович, — что, если бы он разделял со мною это путешествие. Потом пришло на мысль плавание в море жития сего святой Церкви: если бы ее Бог управил плавать в такой тишине и благоприятности. Далее впечатлелось в уме Генисаретская буря и в тишину обратившееся море силою по нем Плававшего, потом некоторые о море Давыдовы изречения. И соединяя все сие во единое целое, помолился на море: Господи! Твое есть великое сие и пространное морей Ты сотворил еси е; в нем путие Твои и стези Твоя в водах многих и стопы Твоя не познаются; Ты владычествуешь его державою и возмущение волн его Ты укротиши! Ты благоволил еси плавати по морю со ученики Твоими и возмущение волн его укротил еси. И ныне благостройно управи плавание корабля Твоего, святые Твоея Церкви, и нас, в нем плавающих, сподоби достигнути пристанища незыблемого в небесном Твоем царствии, Едине Многомилостиве. Вот как утешительно мне было первое мое плавание по Черному морю. А что будет впредь, — буди воля Божия»[16]. Редкие — по силе чувства, глубине религиозности и духовности настроения — строки.

Характеризовать человека вне сферы его деятельности было бы большой и непростительной ошибкой; — да и где же человеку обнаруживать свои характерные качества, как не в служении делу своей жизни. И «смиренная» личность о. Павла обнаруживается во всем своем величии именно в его неустанных трудах на пользу Православной Церкви в борьбе с расколом: — и сочинениями, и устными беседами, с обличениями неправды раскола, и благими советами ищущим совета, и дома — в смиренной келье, и в разных местах России, и за границей. О. Павел не был расколоведом историком в собственном, специальном смысле, как напр. Н.И. Субботин; — не был он и человеком, только знакомым с расколом, хорошо видевшим всю его лживость и несостоятельность, как например К.П. Победоносцев; о. Павел был опытнейшим полемистом раскола. Его многотомные сочинения всегда останутся незабвенным памятником в истории противораскольнической письменности: — и по ясности постановки вопросов, и по основательности их решения, и по простоте изложения и задушевности тона. Искренность же и глубина убеждения, с которыми о. Павел обличал неправду раскола, свидетельствуют о том, что он не только знал эту неправду, но и сам, будучи в расколе, пережил все терзания верующей души, внутренне, опытно познал его губительную лживость. Эта, опытом достигнутая уверенность в неправде раскола, вместе с горячей верой в спасительную силу Православной Церкви[17] и служила первым и главным основанием противораскольнической деятельности о. Павла. Поэтому говорить о каких-либо характерных взглядах о. Павла на раскол не приходится, да он нигде особо их и не высказывал. Тем не менее его переписка с Н.И. Субботиным даёт нам возможность кратко указать содержание воззрений о. Павла касательно раскола и главным образом потому, что деятельность Николая Ивановича вызывала всегда сочувствие и одобрение самого о. Павла[18], следовательно и воззрения на раскол Н.И. Субботина не были ему чужды[19]. Раскол «ложен» в основе своей[20], «почва» его — «невежество», поэтому необходимо печатать и распространять книги противораскольнического характера[21], Раскол — враг Православной Церкви и государства: «...старообрядцы», писал о. Павел Н.И. Субботину[22], «по доброй воле, или нет, но из своей пользы заодно с безбожниками и действуют против Православной Церкви. У безбожников старообрядчество наше, то есть раскол, крепкое оружие против Церкви, а вместе с Церковью и против государства: поэтому они и охраняют его, поэтому так его и защищают. Беда, беда, что государственные люди, стоящие у кормила правления, не видят и не хотят понять этих проделок врагов государства и так помогают им через покровительство расколу уготовлять беды для Церкви и государства»[23]. Вот почему, по мнению о. Павла, и отношение правительства к расколу должно быть по преимуществу отрицательным[24]; всякие попытки оправдать покровительство расколу со стороны правительственных властей вызывают строгую отповедь со стороны о. Павла: «Князь Долгоруков[25] говорит, что Церковь не столь слаба, чтобы за ея существование опасаться, когда потворствуют старообрядцам», писал о. Павел Н.И. Субботину. «Действительно, Церкви, по слову Спасителя, и врата адова не одолеют; но христианским властям не отверзать же на нее адовы врата и не воевать же на нее вместе с сими вратами! Христианские власти должны становиться на защиту Церкви. А если хотят быть союзниками, пусть действуют заодно с адовыми вратами; но пусть так себя и выдают, что они сообщники адовых врат!»[26]. И неудивительно, что о. Павел всей душой сочувствовал деятельности К.П. Победоносцева, направленной к ослаблению раскола. «Жалко, жалко», говаривал он, «что в православном государстве защитников православия в высших сферах почти один Константин Петрович». Да подаст Господь ему «ревность и мужество отстаивать интересы православия»[27]. Но опять-таки скажем, что все эти воззрения о. Павла касательно раскола, скорее выражают сочувствие деятельности Н.И. Субботина и К.П. Победоносцева, чем его прямое убеждение, характеризующее направление всей его деятельности. Выстраданный самим о. Павлом ужас состояния вне спасительной ограды Православной Церкви, желание как можно более старообрядцев довести до сознания этого ужаса, стремление спасти заблуждающихся — вот что сквозить в каждой строке, в каждом слове о. Павла, направленном им по адресу старообрядцев. Поэтому он более старался доказывать, чем обличать; убеждать, а не порицать, более отстаивать свой взгляд, чем опровергать взгляд другого. Поэтому о. Павел не был и не мог быть ярым полемистом, прибегающим к громким и резким фразам, чтобы унизить противника. В этом случае его миролюбие было беспримерным: о. Павел никогда не раздражался, сохраняя всегда ровность и спокойствие духа, говоря дело и о деле и не трогая лица[28]. Само собою разумеется, что это миролюбие не было легкомысленною слабостью, преклонением перед мнением других; о. Павел стойко отстаивал свои взгляды и убеждения[29], не было и молчаливым упорством, или пренебрежительным отношением к мнению другого, так как о. Павел всегда приводил в защиту и доказательство своих взглядов всё новые и новые доводы. Насколько полно, обстоятельно и серьезно писал о. Павел, об этом довольно красноречиво свидетельствует невольное впечатление, получаемое каждым при знакомстве с его печатными произведениями: «они представляют полную энциклопедию учения о расколе и полемики против раскола: нет вопроса из этой области, на который нельзя было бы найти более или менее полный, и во всяком случае прямой и верный ответь». И это мнение многих высказывает специалист по расколу Н.И. Субботин. В качестве некоторого подтверждения намеченных нами черт характера о. Павла, как писателя полемиста, приведем авторитетный отзыв о нем С.А. Рачинского, в письме к Н.И. Субботину, относительно статей о. Павла под названием: «Беседы с молоканами», напечатанных в «Братском Слове» за 1884 г.[30]. «Беседы о. Павла с молоканами», писал Сергей Александрович, «дышут той особенной прелестью, коею отличается все, что выходить из под его пера. Именно прелестию: Ибо независимо от их полноты и ясности, оне согреты внутреннею теплотою, не нуждающеюся для своего выражения ни в каких риторических прикрасах. Это не напускной жар бойкого проповедника, бьющего на немедленное действие каждого слова. Это любовь, исполненная смирения, терпения и жалости к заблудшим, глубокое чутье тех духовных немощей, тех умственных пробелов, которые требуют исправления. Нечего и говорить о том, что оне принесут громадную пользу не только во всех местностях, зараженных молоканством, но и повсюду, где распространяются какие бы то ни было секты протестантского пошиба. Мало того, оне составляют завлекательное и в высшей степени назидательное чтение для православных, чуждых всякого поползновения к расколу: едва ли где они могут найти, в столь общедоступной форме, столько здравого богословского поучения. Основываюсь не на предположениях, а на том впечатлении, которое произвели эти беседы на моих взрослых учеников»[31].

Отмечая характерный черты о. Павла, как писателя, мы в то же время указали его индивидуальные качества, как миссионера; только в деле его живой, устной, миссионерской проповеди эти черты обострялись, выступали ярче, полнее, характернее. «Беседы о. Павла со старообрядцами — это смягчающий бальзам для слушателей», говорил один из сотрудников о. Павла по Братству св. Петра митрополита[32], и этот отзыв вполне справедлив и беспристрастен. «Желал бы я передать», вспоминает один из учеников о. Павла[33], «не имевшим счастья лично знать о. Павла, так сказать, тон его наставлений, но это выше сил, — для того нужно приобщиться тому огню, который горел в его сердце». Этим обаянием миссионерской проповеди о. Павла только и можно объяснить тот необыкновенный успех, с каким трудился он в ведении бесед со старообрядцами, особенно в первое десятилетие по обращении из раскола, когда еще не изменяли ему телесные силы. Все его многочисленные и продолжительные поездки в Северо-Западный край, на Кавказ, Дон, Волгу, в Турецкие владения и др. места, наиболее изобилующие раскольниками разных толков, неизменно оканчивались присоединением заблуждающихся к Православной Церкви и открытием единоверческих приходов, в которых начинали священствовать лица, большею частью самим же о. Павлом обращенный из раскола[34]. Мало этого: миссионерские подвиги о. Павла проявлялись и в тех, почти ежедневных и даже деннонощных беседах с приходившими к нему отовсюду старообрядцами, — беседах, которые он вел в своей убогой кельи до изнеможения сил, иногда склонившись на своё жесткое ложе. «Не будь о. Павла», писал однажды[35] Н.И. Субботин К.П. Победоносцеву (а кажется время его близ есть!), «не знаю, что будет с монастырем, — все разбредутся и не будет приюта старообрядцам, во множестве стекающимся сюда за советом и наставлениями»[36]. И сколько боримых религиозными сомнениями старообрядцев вышло из кельи о. Павла утешенными и утвержденными в истинной вере, с готовностью войти в Церковь, или уже присоединенными к Церкви, — ушли с глубокой благодарностью к мудрому наставнику[37]. И не только старообрядцы, искавшие истины и спасения, пользовались сокровищами ума и знания о. Павла: часто и православные прибегали к его советам и наставлениям. Уже не говорим о Н.И. Субботине, который ни одного более или менее важного дела, направленного к ослаблению раскола, не предпринимал без «благословения» о. Павла: «Если вы», говорил он о. Павлу в день исполнившегося 25-летия присоединения его к Православной Церкви, «питали постоянное доверие к моему суждению относительно ваших письменных трудов, то я в моих собственных еще более доверялся вашему совету и суду. Поэтому нередко просил их у вас, особенно в сомнительных случаях, и всегда получал к моему полному удовлетворению»[38]. Пастыри и архипастыри Православной Церкви по преимуществу из тех мест, где силен был раскол, просили советов и наставлений у о. Павла[39]. Наконец все, так или иначе интересовавшиеся расколом и борьбою с ним, не могли не знать о. Павла и не обращаться к нему, как признанному авторитету с своими недоумениями. Об этом свидетельствует его обширнейшая переписка, касающаяся вопросов всегда серьезных и никогда — суетных[40]. Но особенно должны были ценить о. Павла, обращавшиеся к нему, противораскольнические миссионеры: «Никакие учебники и руководства не могли дать мне таких ясных, убедительных разъяснений по недоуменным вопросам», вспоминает один из начинавших тогда собеседников со старообрядцами, «какие Бог привел слышать из уст о. Павла. Он не любил вести пространный рассуждения о расколе, вроде лекций, облекал их в форму беседы православного со старообрядцами, и сам, обыкновенно, становился на сторону старообрядца, а меня и других учеников своих заставлял возражать ему. И горе было нам, православным защитникам! Помню, зашла однажды речь о клятвах собора 1656 года. После многих поражений, которые мне приходилось терпеть от о. Павла, по другим вопросам, я с радостью вступил в прения о клятвах, потому что в V классе семинарии писал сочинение на эту тему и получил отметку 5, почему и считал себя в этом вопросе сведущим. Но, к великому стыду своему, при первых же возражениях о. Павла увидел свою беспомощность. Что ни скажу в защиту клятв, услышу такое замечание, что хоть сам соглашайся со старообрядцем. После многих моих тщетных попыток оправдать клятвы, о. Павел, как и обычно делал, сам помог мне выяснить вопрос»[41]. Такая диалогическая форма выяснения встречавшихся недоумении отличалась чрезвычайной убедительностью и простотой.

Ратуя против раскола и печатным и устным словом, о. Павел был глубоко убежден, что только взаимодействие этих двух факторов и может принести в борьбе с расколом благие результаты. С учреждением в Москве противораскольнического Братства св. Петра митрополита, поставившего своею целью издание и распространена сочинений, обличающих неправду раскола, а также открытие публичных собеседований со старообрядцами, о. Павел сделался его главным вдохновителем и руководителем, в особенности, с 1888 года, когда был избран председателем этого Братства. Все братские издания предпринимались с совета о. Павла и совершались при его указаниях. В последние годы своей жизни он с утешением говорил, что теперь, благодаря Братству, напечатано всё, необходимо нужное для успешной борьбы с расколом, и что Братству уже предстоят труды распространения напечатанного и изданного[42]. Заслуги Братства (в первое 23-летие его существования)[43] в истории противораскольнической миссионерской деятельности, хотя, конечно, не вполне, но в своей огромнейшей части принадлежать именно о. Павлу.

Всегда, наконец, и особенно в последнее время своей жизни о. Павел много заботился об усилении еще одного из способов к прекращению раскола, именно о школах, в которых дети раскольников получали бы правильные понятая о Церкви и научались истинам православия, справедливо полагая, что из таких школ выйдут люди, уже некрепкие в расколе, понимающие его неправду. Еще в начале своей миссионерской деятельности о. Павел устроил при своей келье нечто вроде домашней школы из мальчиков и юношей, большею частью старообрядческих сирот, или оставленных родителями-раскольниками; сюда летом хаживали и некоторые из воспитанников семинарий пользоваться наставлениями о. Павла. Н.И. Субботин справедливо называл эту оригинальную школу апостольским наименованием «домашняя церковь». И действительно, о. Павел бдительно следил за своей школой: сам беседовал с учениками о богословских вопросах, указывал книги для чтения, следил за нравственностью, приучал к пению. И неудивительно, что из этой школы о. Павла вышли и священники единоверческих церквей, и студенты духовных академий, и учителя, выдержавшие экзамен в гимназии[44]. В последние дни своей жизни о. Павел усердно хлопотал так же об открытии школ в известной Гуслице, тогда почти сплошь населенной старообрядцами[45].

Выяснив некоторые черты характера о. Павла, как человека вообще, коснувшись его личности, как писателя-полемиста и миссионера, мы не упомянули об одном, что всецело принадлежит о. Павлу, что ярче всего характеризует его, как самобытного деятеля против раскола, что красноречивей всего говорит о его мудрой ревности ради блага Православной Церкви, о его высокой нравственной личности. В видах принести наибольшую пользу Православной Церкви, о. Павел и по присоединении к последней удержал за собою обряды и обычаи, излюбленные старообрядцами, чтобы если и не по духу, то по крайней мере по внешнему виду не порывать связи со старообрядцами и тем приблизить их к себе. По духу же он был православнейшим из православных; оставаясь же официально единоверцем, он стал творцом истинного, нелицемерного единоверия, потому что своим простым и ясным умом хорошо понимал, что единоверие потому и называется этим именем, что оно едино с православием[46] и не только понимал сам, но и сумел убедить в этом других, создавши целый кадр истинных единоверцев и единомышленников[47].

Как идеально относился о. Павел к единоверию, насколько глубоко, в особенности по сравнению с своими современниками, понимал его сущность и как горячо желал сохранить его в надлежащей чистоте, видно из следующего замечательного и вместе поучительного для настоящего времени факта его жизни.

1885 года, в письме от 10 января, К.П. Победоносцев, между прочим, сообщал Н.И. Субботину[48]: «Вчера была речь об о. Павле в Синоде по поводу вопроса о назначении викария в Новочеркасске. Киевский владыка[49] помянул о. Павле, чего бы лучше? Но невозможно было и судить о сем в виду болезненного состояния о. Павла.

Владыка и Новгородский[50], и Московский[51], и все прочие отдали честь полную достоинству о. Павла с крайним сожалением.

Это наводит меня на мысль: не прилично ли и не благовременно ли было бы оказать честь о. архимандриту Павлу возведением его в епископский сан? Мысль эта стоит внимания; но вместе с тем возникает вопрос: при чем ему быть епископом, оставаясь в Никольском монастыре, с коим и разлучать его не приходится. Мысль эта никому не сообщена, а я доверяю ее конфиденциально вам, и желаю знать, как вы на нее отзоветесь?»

Николай Иванович, хорошо зная о. Павла, отвечал Константину Петровичу:

«Весьма утешен я тем, что вы пишете о бывших в Синоде рассуждениях относительно о. Павла, а наипаче вашими собственными о нем предположениями. Киевский владыка всегда ценил его и питал к нему большое расположение, и это для о. Павла служило и служит большим утешением. В вас же, могу сказать, он имеет теперь главную и единственную опору, что и ценит вполне. Сам Господь да воздаст вам, что взыскиваете милостию Его истинных служителей! Но что скажу о вашем предположении? В нем вижу именно это ваше желание взыскать милостию о. Павла; но осуществление его по многим причинам не нахожу удобным. Первая — нездоровье о. Павла, на устранение которого нельзя иметь надежды. При последнем свидании, о котором, вероятно, сообщил вам кое-что и И.Д. Митрополов[52], тогда же посетивший меня, о. Павел говорил мне, что когда сидит спокойно — здоров, но поднимется, хотя не на большую лестницу, походит, даже сделает просто движение — и чувствует одышку. Опасно, как бы не развилась в нем водянка При таком состоянии здоровья о. Павла нельзя помышлять о возведении его в епископский сан. Но если б он был и совершенно здоров, мне кажется, и тогда было бы неудобно произвести его в епископы. Несомненно, что он был бы, несмотря на полное отсутствие образования, достойнейшим и образцовым архипастырем, при своем замечательном уме, разумности, духовной опытности, при своей ревности о благе Церкви и высоких нравственных качествах; но его положение в Церкви, как единоверца, и тогда представляло бы неудобоустранимое затруднение к произведению его в епископы. Для этого ему надлежало бы или отказаться от единоверия, или, оставаясь единоверцем, сделаться единоверческим епископом! На первое он не мог бы решиться и потому уже, что многие в этом случае могли уже, хотя и совершенно несправедливо, хотя и правдоподобно, заподозрить его в честолюбии; а сделаться единоверческим епископом не решился бы потому, что отсюда могли бы возникнуть для Церкви многие затруднения, — достаточно указать на то, что это событие могло бы представить нечто подобное осуществлению мечтаний Верховского, по крайней мере, могло бы оживить эти мечтания. Вот почему я полагал, что о. Павел отклонил бы предложение о епископстве и в том случае, если бы находился в добром здоровье»[53]. И Н.И. Субботин нисколько не ошибся. Уже после того, как он послал в Петербурга требуемый отзыв, в тот же самый день (именно 18-го января) о. Павел писал ему: «Присланное вами письмо К.П. прочитал и силу его уразумел, и по поводу его честь имею ответствовать вам.

Я чувствительно благодарю К.П. и Киевского владыку и всех членов святейшего Синода за внимание ко мне, убогому человеку; но вот мое мнение по этому предмету:

Во-первых, силы мои стали слишком слабы, чтобы мне быть викарием коей-либо епархии. Если бы отец Филарет не нес мои тяготы, то я еще в прошлом году был бы должен отказаться и от управления монастырем: коль паче не могу исполнять обязанности викария.

Второе, занимаясь по силе моей своим делом, я нахожу себя несколько полезным Святой Церкви; а принявши обязанности викария, едва ли уже смогу принести какую пользу; да и обязанностям викария, кажется, уже поздно мне учиться.

А принять сан епископа, оставаясь в том же Никольском единоверческом монастыре, опасаюсь, чтобы не проложить дорогу для единоверцев стужать правительству об учреждении единоверческих архиереев и тем не подать повода к разделению иерархической власти, что я не нахожу полезным и даже считаю вредным. Об этой опасности вы сами знаете не хуже меня. А потому быть первым единоверческим архиереем я не имею желания, особенно, когда это делается, чтобы почтить меня.

По всем вышеизложенным причинам я нахожу, что едва ли будет какая польза для Церкви, если я приму епископский сан. А посему покорнейше вас прошу сообщить К.П., чтобы уволили меня от столь великого сана, как человека немощного; а за внимание ко мне, убогому человеку, прошу вас его поблагодарить»[54].

Здесь сказался весь о. Павел: — с его удивительным смирением, необыкновенной ревностью о благе Церкви, с его простой, ясной мудростью и пленительной чистотой души. В то же время приведенное мнение о. Павла о единоверческом епископе, показывает нам, как далеки были сами единоверцы — его современники, от истинного понятия об единоверии, если, по опасению о. Павла, «разделение иерархической власти» с учреждением единоверческого епископа должно было явиться «вредным» для Церкви, вызвавши обособление единоверцев, а затем и отделение их от единства с православием. Но сейчас в нашу задачу не входить выяснение истинного и ложного понятий о единоверии; этот вопрос занимает особое место в нашем исследовании[55].

«Да хранить Господь дни о. Павла, писал К.П. Победоносцев Н.И. Субботину[56]; он из тех, кои, пришед в единонадесятый час, превзошли первых работников, понесших сначала тяготу дне и вар... Тем он многоценен, что пустил духовную струю в дело, погрязшее в букве, в крещении одров и омывании скляниц. Дай Бог ему здоровья». Пусть эти строки человека, умевшего понимать и ценить людей, послужат заключением нашей характеристики о. Павла — «апостола наших времен»[57], «крепкого человека», которого «некому заменить»[58] даже и до сего дня[59].

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. См. биографические сведения об о. Павле, отдел II, примечание 18-е, — там же и литературу о нем.
2. Как известно, родители о. Павла были беспоповцы федосеевского согласия. См. биограф. отд. II. прим. 18.
3. Именно 18 лет от роду.
4. См. брошюру «Празднование 25-летия со дня присоединения к Православной Церкви архим. Павла». -М.: 1893, стр. 11.
5. «Православный Собеседник» 1895, II, из ст. Ивановского: Памяти о. архимандрита Павла.
6. «Еще 15 лет служения Церкви борьбою с расколом». -М.: 1904, Вып. II, 1887 — 1895 гг., стр. 153.
7. Ср. п. Субботина к Победоносцеву № 99.
8. См. п. Субботина к Победоносцеву № 74.
9. См. № 81.
10. См. Отчет по Братству св. Петра за 1895 год, стр. 20.
11. См. брошюру: «Празднование 25-летия со дня присоединения к Православной Церкви архим. Павла». -М.: 1893 года, стран. XXII—XXIII. Телеграмма К.П. Победоносцева о. Павлу была следующего содержания: «Сей день благословен, когда десница Божия привела вас в истинную Церковь и указала обратившемуся — утверждать братию свою. Да хранит она вас многие годы. Победоносцев».
12. См. переписку о. Павла с Н.И. Субботиным вып. I, 1879 — 1885 гг., стр. 89.
13. Там же, вып. II, 1886 — 1895 гг., стр. 138.
14. См. брошюру «Празднование 25-летия со дня присоединения арх. Павла», стр. 22.
15. См., напр., размышление о. Павла в ночь под Рождество («Переписка», вып I, 1879 — 1885 гг., стр. 129 — 131) или «праздничные размышления» на стих: «Да воскреснет Бог и расточатся врази его» (вып. II, 1885 — 1895 гг., стр. 148) и др.
16. См. переписку о. Павла с Н.И. Субботиным, вып. I, 1879 — 1885 гг., стр. 121 — 122.
17. См., напр., «Переписку» о. Павла с Н.И. Субботиным. Вып. I, 1879 — 1885 гг.; стр. 225, 226, 344 и др.
18. См. «Переписку» вып. I, стр. 164 — 165, 175, 181.
19. См. там же, стр. 104, 152.
20. См. там же, стр. 212, 326 и др.
21. См. там же, вып. I, стр. 47.
22. См. стр. 151.
23. Ср. воззрения Н.И. Субботина в книге: «Раскол, как орудие враждебных России партий».
24. См. переписку с Н.И. Субботиным, вып. I, стр. 132, 148, 200 и др.
25. Московский ген.-губ., покровительственно относившейся к старообрядцам.
26. См. п. о. Павла к Субботину, вып. I, стр. 426; ср. стран. 289.
27. См. «Переписку» о. Павла с Субботиным, вып. I, стр. 207.
28. Ср. стр. 51, вып. II, «Переписки» о. Павла с Н.И. Субботиным.
29. Ср. стр. 17, там же.
30. См. т. I, стр. 284, 437, 493; см. кн. «Еще 15 лет служения Церкви»… стр. 281 — 282, 287, 292, 295 — 296.
31. См. ст. Н.И. Субботина: «С.А Рачинский в его письмах». «Церковные Ведомости», 1902, № 39.
32. Именно иером. Филарет, см. его письмо к Субботину, № 204.
33. Свящ. В. Цветков, см. «Душеполезное Чтение», стр. 164, № 8.
34. См. о миссионерских поездках о. Павла, в книге: «Первые 12 лет служения церкви», стр. 56 — 61, 82 — 88, 93 — 98, 101 — 108, 160, 193, 203 — 204, 234 — 244, 130 — 137, 139, 263 и др., 282; так же в кн. «Еще 15 лет служения Церкви» вып. I, стр. 94, 11, 12, 27, 55 — 56 и др.
35. Именно в 1884 году.
36. См «Переписку», стр. 172 (отд. 2-й, приложение).
37. См., напр., в книге Н. Субботина «Памяти о. Павла» письма к нему лиц, обратившихся из раскола и поколебавшихся в преданности расколу, как свидетельство популярности о Павла среди старообрядцев и плодотворности его миссионерской деятельности, стр. 162 — 208.
38. См. брошюру «Празднование 25-летия со дня присоединения о. архим. Павла», стр. 25.
39. См. в книге Н. Субботина «Памяти о. Павла» письма архипастырей, особенно стр. 109, 113 и др.
40. В бумагах о. Павла нашлись письма к нему 36 православных архипастырей и более 50 др. духовных лиц, письма некоторых высокопоставленных особ (например, К.П. Победоносцева, Т.И. Филиппова, В.К. Саблера и др.), лиц интеллигентного и учёного общества, особенно много писем простолюдинов, большею частью старообрядцев, или обратившихся из раскола. См. в кн. «Памяти о. Павла», стр. 4 — 5.
41. См. «Душеполезное Чтение» 1904, № 8, «Воспоминания об о. архим. Павле», свящ. В. Цветкова.
42. См Отчет по Братству за 1882 и 1895 годы.
43. Именно с 1872 — 1895 годы.
44. См. подроб. в брошюре «Празднование 25-летия со дня присоединения отца Павла», стр. 20.
45. В настоящее время (на 1914 год) с утешением можно отметить, что в гнезде раскола — Гуслице — уже числится 5 братских школ. См. Отчеты по Братству за последние годы.
46. Достаточно упомянуть об одном, что о. Павел всегда первый подавал пример сослужения с православным духовенством и деятельно хлопотал о разрешении православным священникам отправлять требы по старопечатным книгам, вследствие просьб некоторых прихожан-единоверцев, не имеющих своего единоверческого священника.
47. И первым из таковых был Н.И. Субботин, см. подр. гл. II нашего исследования.
48. См. «Переписку…» (прилож., отд. 2), письмо № 84.
49. Высокопреосвященный Платон (Городецкий).
50. Высокопреосвященный Исидор (Никольский).
51. Высокопреосвященный Иоанникий (Руднев).
52. Управляющий Петербургской Синодальной книжной лавкой.
53. См. «Переписку…» (прилож., отд. 2) письма Субботина № 93, 1885 год.
54. См. в кн. «Еще 15 лет служения Церкви...», вып. I, стр. 337 — 338.
55. См. гл. II.
56. См. «Переписку» (прилож. отд. 2), п. № 72.
57. См. там же, п. Субботина № 81.
58. См. там же, п. Победоносцева № 178.
59. Тем более возмутительными, (если не сказать более), являются инсинуации старообрядцев, касательно светлой личности о. Павла, распространяемые ими даже путем печати. Например в журнале «Церковь» — органе раскольников, приемлющих Австрийскую иерархию, за 1912 год в № 6-м, стр. 134 — 135, некто г. Муромский, в статье «Церковные отступления и старообрядчество», доказывая стойкость и твердость старообрядчества, между прочим приводит «очень недавнюю» «поразительную» по его словам «легенду»: — «Среди старообрядцев московского Преображенского кладбища, говорит он, существует мнение, что знаменитый миссионер, архим. Никольского единоверческого монастыря, Павел Прусский, пред своей смертью тайно присоединился к старообрядчеству, к своему прежнему федосеевскому согласию. Быть может это просто легенда, но она подтверждается, по крайней мере, какими-то намеками на действительные факты. Известная федосиевская инокиня мать Евникея в детстве была подругой и сверстницей Павла. Пред самою смертью о. Павла она действительно была у него. Это — факт. Приезжала точно в закрытой карете. Павел заранее знал об её приезде, ждал её, принял наедине, выслав всех из своей кельи и долго беседовал. По смерти Павла Евникея снова приезжала к его гробу. Попросила, чтобы на время было прекращено обычное чтение Евангелия, чтобы ей можно было тут же помолиться пред гробом. Ея просьба была исполнена, и она молилась. Весьма сомнительно чтобы она, отличавшаяся строгой суровостью, сделала это, если бы не признавала Павла своим. Известный федосиевский старец Игнатий Карпович, переживший Павла на целый десяток лет и умерший чуть ли не 90-летним, убежденно рассказывал, что Павел умер старообрядцем. Не доверять же ему нет никаких оснований, несмотря на всю странность и поразительность повествования». Правда, г. Муромский называет эти нелепые слухи «легендой», но тем не менее видно его сильнейшее желание доказать их правдивость и даже фактическую вероятность, и мы пожалуй не ошибёмся, если скажем, что в ближайшем времени на страницах той же «Церкви» «легенда» г. Муромского превратится «в строго проверенный» действительный случай из жизни о. Павла Прусского! После того, что мы сказали об о. Павле, излишним было бы говорить о «нелепости» слухов, передаваемых г. Муромским; заметим только, что посещение о. Павла Евникеей говорит скорее о влиянии Павла, как «знаменитого» миссионера и человека на старообрядцев, а никак не о переходе его в старообрядчество (да и что могла сделать Евникея?). «Убежденные» же речи фанатического раскольника Игнатия Карповича легко могут быть лживыми, каковы они и есть на самом деле; и если предубежденному старообрядцу кажется неосновательным «не доверять» этому «Игнатию Карповичу», то убежденному православному, знающему об о. Павле более, чем кто-либо из раскольников, представляется нелепым и возмутительным распространение, да еще в печати, лживых речей фанатика-раскольника.

Оригинальный текст книги в формате DjVu: book-pavel.djvu